| Главная страница |
Коллекция Музея |
История Музея |
Авторы проекта |
Художники Музея |
Новые поступления |
Партнеры Музея |
Помощь Музею |
Контакты НПГ |
|
| Музей портрета «Национальная портретная галерея». Museum portrait "National Portrait Gallery" – "Портретно-биографическая летопись России": – Мижев Умар |
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
![Маяковский Владимир Владимирович](i/GalleryMuseum/coeval/thumb/DSC09048_.jpg "Маяковский Владимир ВладимировичВладимир Маяковский. Я сам.Владимир Маяковский(Из автобиографии) 11 бутырских месяцев Важнейшее для меня время. После трех лет теории и практики бросился на беллетристику. Перечел все новейшее. Символисты - Белый, Бальмонт. Разобрала формальная новизна. Но было чуждо. Темы, образы не моей жизни. Попробовал сам писать так же хорошо, но про другое. Оказалось, так же про другое - нельзя. Вышло ходульно и ревплаксиво. Что-то вроде В золото, в пурпур леса одевались,Солнце играло на главах церквей.Ждал я: но в месяцах дни потерялись,Сотни томительных дней.Исписал таким целую тетрадку. Спасибо, надзирателям - при выходе отобрали. А то б еще напечатал! Отчитав современность, обрушился на классиков. Байрон, Шекспир, Толстой. Последняя книга - \"Анна Каренина\". Не дочитал. Ночью вызвали \"с вещами по городу\". Так и не знаю, чем у них там, у Карениных, история кончилась. Меня выпустили. Должен был (охранка постановила) идти на три года в Туруханск. Махмудбеков отхлопотал меня у Курлова. Во время сидки судили по первому делу - виновен, но летами не вышел. Отдать под надзор полиции и под родительскую ответственность. Так называемая дилемма Вышел взбудораженный. Те, кого я прочел - так называемые великие. Но до чего же нетрудно писать лучше их. У меня уже и сейчас правильное отношение к миру. Только нужен опыт в искусстве. Где взять? Я неуч. Я должен пройти серьезную школу. А я вышиблен даже из гимназии, даже и из Строгановского. Если остаться в партии - надо стать нелегальным. Нелегальным, казалось мне, не научишься. Перспектива - всю жизнь писать летучки, выкладывать мысли, взятые из правильных, но не мной придуманных книг. Если из меня вытряхнуть прочитанное, что останется? Марксистский метод. Но не в детские ли руки попало это оружие? Легко орудовать им, если имеешь дело только с мыслью своих. А что при встрече с врагами? Ведь вот лучше Белого я все-таки не могу написать. Он про свое весело - \"в небеса запустил ананасом\", а я про свое ною - \"сотни томительных дней\". Хорошо другим партийцам. У них еще и университет. (А высшую школу - я еще не знал, что это такое,- я тогда уважал!) Что я могу противопоставить навалившейся на меня эстетике старья? Разве революция не потребует от меня серьезной школы? Я зашел к тогда еще товарищу по партии Медведеву. Хочу делать социалистическое искусство. Сережа долго смеялся: кишка тонка. Думаю все-таки, что он недооценил мои кишки. Я прервал партийную работу. Я сел учиться. Начало мастерства Думалось - стихов писать не могу. Опыты плачевные. Взялся за живопись. Учился у Жуковского. Вместе с какими-то дамочками писал серебренькие сервизики. Через год догадался - учусь рукоделию. Пошел к Келину. Реалист. Хороший рисовальщик. Лучший учитель. Твердый. Меняющийся. Требование - мастерство, Гольбейн. Терпеть не могущий красивенькое. Поэт почитаемый - Саша Черный. Радовал его антиэстетизм. Последнее училище Сидел на \"голове\" год. Поступил в Училище живописи, ваяния и зодчества: единственное место, куда приняли без свидетельства о благонадежности. Работал хорошо. Удивило: подражателей лелеют - самостоятельных гонят. Ларионов, Машков. Ревинстинктом стал за выгоняемых. Давид Бурлюк В училище появился Бурлюк. Вид наглый. Лорнетка. Сюртук. Ходит напевая. Я стал задирать. Почти задрались. В курилке Благородное собрание. Концерт. Рахманинов. Остров мертвых. Бежал от невыносимой мелодизированной скуки. Через минуту и Бурлюк. Расхохотались друг в друга. Вышли шляться вместе. Памятнейшая ночь Разговор. От скуки рахманиновской перешли на училищную, от училищной - на всю классическую скуку. У Давида - гнев обогнавшего современников мастера, у меня - пафос социалиста, знающего неизбежность крушения старья. Родился российский футуризм. Следующая Днем у меня вышло стихотворение. Вернее - куски. Плохие. Нигде не напечатаны. Ночь. Сретенский бульвар. Читаю строки Бурлюку. Прибавляю - это один мой знакомый. Давид остановился. Осмотрел меня. Рявкнул: \"Да это же ж вы сами написали! Да вы же ж гениальный поэт!\" Применение ко мне такого грандиозного и незаслуженного эпитета обрадовало меня. Я весь ушел в стихи. В этот вечер совершенно неожиданно я стал поэтом. Бурлючье чудачество Уже утром Бурлюк, знакомя меня с кем-то, басил \"Не знаете? Мой гениальный друг. Знаменитый поэт Маяковский\". Толкаю. Но Бурлюк непреклонен. Еще и рычал на меня, отойдя: \"Теперь пишите. А то вы меня ставите в глупейшее положение\". Так ежедневно Пришлось писать. Я и написал первое (первое профессиональное, печатаемое) - \"Багровый и белый\\\\" и другие. Источник: Владимир Маяковский. Навек любовью ранен. Москва: Эксмо-Пресс, 1998.")
